Профессор УрГЮУ Денис Гончаров — о делах за репосты, подростковом насилии и проблеме АУЕ
Профессия следователя стала, пожалуй, одной из главных в России 2010-х. Мы зачастую плохо понимаем этих людей и с трудом представляем, как они смотрят на мир. Один из способов лучше понять мир следователей — поговорить с теми, кто их учит. По просьбе Znak.com председатель Гильдии криминальной журналистики Екатеринбурга Алексей Остапов взял интервью у человека, который обучает будущих следователей в одном из крупнейших юридических вузов страны. Это адвокат Свердловской областной коллегии адвокатов, доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права Уральского государственного юридического университета, подполковник юстиции в отставке Денис Гончаров.
Дети-преступники эпохи интернета
— Не так давно Урал потрясла история гибели инвалида в Березовском. Обвиняемые — подростки в возрасте от 14 до 16 лет и еще одна 13-летняя девушка, которой обвинение не предъявлено в силу возраста. Вопрос подростковой преступности, подростковой жестокости — насколько ситуация меняется и насколько острая она сегодня?
— В последние годы, действительно, замечается, что подростковая преступность становится все более жестокой, некоторые ученые говорят о проявлении немотивированной агрессии со стороны именно подростков. Давно замечено, что подростки, те, кто уже отбывают наказание в местах лишения свободы, в воспитательных колониях, там культивируют эти порядки, жестокое обращение с вновь прибывшими, и применяют гораздо в большей степени, чем взрослые, отбывающие наказание. То есть мы понимаем, что подросткам присуща некая экстремальная составляющая, некий максимализм, и что касается тяжких преступлений, которые совершают подростки, действительно, преступность сейчас приобретает новые формы.
В ряде случаев мы замечаем, что подростки снимают на видео свои деяния в отношении сверстников, в отношении лиц иного возраста. Как правило, подростки действуют в группе. И жестче ли они стали, более ли жестоки? Наверное, да. Наверняка да. Потому что в последние годы много причин, условий, которые способствовали распространению такой преступности, способствовали увеличению ее уровня. Происходит некая, я бы так сказал, эмансипация преступности. Это проявляется в том, что преступность молодеет, происходит и феминизация преступности — больше совершают преступления женщины. Что касается дел, подобных недавно возбужденному в Березовском, — действительно, подростки выбирают тех, кто слабее, проявляют жестокость, это хоть явление и не массовое, но, к сожалению, в последнее время участившееся.
— Если подробнее поговорить о ситуации в Березовском — есть предположения, что стало причиной преступления? Чувство безнаказанности, недостаток воспитания, стремление самоутвердиться?
— Сейчас сложно говорить о том, какие причины конкретного преступления будут выявлены в ходе расследования. Обязательно следователь должен будет эти причины и условия выявить, в итоге он эти причины и условия оформит в виде представления об их устранении, направит в соответствующие инстанции. Но если говорить о типичных преступлениях, то это действительно и безнаказанность, и отсутствие контроля со стороны взрослых, со стороны должностных лиц, которые должны заниматься воспитанием детей, отсутствие, если более широко взять, каких-то досуговых мероприятий в доступном для них варианте. Сейчас же не секрет, что секции, общественные движения утратили былую силу и распространение. И поэтому дети находятся, к сожалению, вне контроля. Что и приводит к девиациям в их поведении, к отклонениям разного рода, в том числе и преступлениям.
— Если сравнивать подростков советского периода, 90-х годов и современных — какие тенденции можно отследить? Чем отличается «интернет-поколение»?
— Криминологи замечают, что преступность в России и в мире в целом снижается. Но она снижается в сравнении, например, с 90-ми переломными годами в нашей стране. А до них был советский период, когда преступности было еще меньше, чем сейчас. Какие изменения произошли? Ведь и в СССР были преступления несовершеннолетних. Можно вспомнить так называемый «Казанский феномен». Я сам родился и вырос в Татарстане, хоть и не в Казани. И я видел, как группы подростков собираются с арматурой, массовые драки происходили. В Казани была группировка «Тяп-ляп», которая в советское время вобрала в свои ряды массу несовершеннолетних и совершала тяжкие преступления, по тем временам — неслыханные, так называемые «пробежки», с целью избиения простых встреченных ими граждан. Но зачастую это были и продуманные преступления, нападения на лиц, которые имели доходы выше, чем у простых рабочих, у их родителей — то есть на мясников, на торговых работников, на спекулянтов. В советское время группировки, подобные «Тяп-ляп», не имели широкого распространения в стране, но такие преступные формирования тоже были.
В 90-е годы, конечно, росла подростковая преступность, молодежная преступность, да и вообще молодежь — это была питательная среда для распространения всевозможных идей преступного, воровского мира. Молодежь, безусловно, вливалась в ряды более взрослых преступников — это было всегда, в 90-е годы — наиболее явно и массово так происходило.
Сегодня поколение интернета так или иначе где-то повторяет в своем поведении поведение поколения предшественников. Но, естественно, такая молодежь сегодня, как и подростки вообще, психически менее устойчива, социально менее адаптирована к взрослой правильно осознанной жизни. Поэтому все то, что сейчас насаждается молодежи, — молодежь впитывает. А насаждаются ведь идеи в том числе и о необходимости совершения тех или иных деяний. Какие это деяния? Нередко мы видим, что оценку им дают уже правоохранительные органы.
— Это и АУЕ?
— Да, вот эта аббревиатура, да и идеология АУЕ, «Арестантский уклад един», сейчас мы заметили, что распространяется в YouTube. Некие лица объясняют правила поведения в местах лишения свободы, объясняют какие-то «ценности арестантской жизни». Тем самым создается иллюзия того, что это в принципе нормально. Это действительно часть нашей жизни, но если у какого-то подростка без разъяснений взрослых людей сложится впечатление, что это нормально и ничего плохого в арестантской жизни нет, — то, наверное, это устранит какие-то барьеры, тормоза в его поведении, повлияет на него негативно. Понятно же, что вот это распространение АУЕ неподконтрольно лицам, которые настроены на положительные практики. Нет возможности в широком масштабе школьникам, подросткам объяснять, что вот эта АУЕ — это вовсе не лучшее, что они могут выбрать в жизни.
— Екатеринбургский телеведущий Евгений Енин, комментируя преступление в Березовском, высказал идею о снижении уголовной ответственности до 12 лет, указывая на одну из фигуранток дела, которой 13, и она уголовной ответственности не подлежит. Поэтому первый вопрос — способна ли помочь такая мера, и второй — какие меры вообще стоило бы принимать для профилактики?
— Юристы, специализирующиеся в уголовно-правовой сфере, знают, что сегодня лица, совершившие общественно-опасное деяние, содержащее признаки преступления, но не называемое преступлением, если они не достигли возраста уголовной ответственности, могут претерпевать государственно-правовое воздействие. Пусть не в рамках уголовной репрессии. Им не назначается уголовное наказание, им не назначаются принудительные воспитательные меры согласно Уголовному кодексу. Но содержаться в Центре временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей лица, не достигшие возраста уголовной ответственности, могут и в 12, и в 13 лет по решению суда, в котором они понимают, что их судят. Могут до месяца отбыть в Центре некую изоляцию. Ученые сравнивают такое воздействие с уголовно-правовым. Месяц принудительного нахождения в изоляции похож на месяц принудительного нахождения в изоляции по решению суда за совершение преступления. Хотя оговорюсь — это считается профилактическим воздействием, но оно, конечно, принудительное. Оно сравнивается с уголовно-правовым принуждением. И я считаю, что необходимо в отношении лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, применять профилактическое, превентивное воздействие, пусть даже и наиболее строгое при необходимости. Надо, чтобы была большая палитра превентивных мер.
А снижать возраст уголовной ответственности не нужно. Это наиболее суровый вид воздействия — уголовное наказание или иные меры, применяемые в соответствии с уголовным законом. Необходимо развивать профилактику, и не только общую, включающую в себя усиление роли воспитательного воздействия, усиления роли дополнительного образования, спортивного образования, иного дополнительного образования — кружков, секций и т. д. Помимо внимания государства к семьям, где есть, может быть, много детей, нужно, конечно, и индивидуальное профилактическое воздействие оказывать. Необходимо, чтобы индивидуально, персонально подходили государственные, муниципальные органы к внимательному наблюдению, к работе с такими детьми.
Почему сажают за репосты
— Еще одна волна дел, связанных с подростками и молодежью, — это так называемые «дела за лайки и репосты». Насколько складывающаяся на данный момент уголовно-применительная практика соответствует тяжести деяния? Есть ведь и вопрос: а есть ли в этих действиях вообще уголовное преступление? Вчера появилось Постановление Пленума Верховного суда № 32 от 20.09.2018, уточняющее порядок применения «экстремистских статей» Уголовного кодекса к таким «делам за репосты». Как вы считаете, изменит ли это правоприменительную практику, станет ли дел меньше?
— Составы преступлений — это некие конструкции, описанные в уголовном законе. В ряде случаев — достаточно четко и достаточно ясно. Действительно, сейчас идет целая волна таких дел. С чем это можно связать? Такие явления, как хейтерство, шеймерство, то есть попытки показать некое превосходство друг над другом или над группой, над массой людей — они присущи нашему обществу. И вот целая волна этого всего в атмосфере нашего общества распространяется. И ребята этим увлекается в соцсетях. То есть мы видим, что это стало распространенным явлением.
Теперь смотрим, что еще влияет на распространение таких уголовных дел. Наверное, интерес правоохранительных органов к ним. Я не берусь рассуждать, плохо это или хорошо, но правоохранительные органы должны работать в интересах общества и основная цель у следственных органов — расследовать преступления. Они смотрят, можно ли обнаружить в том или ином случае признаки того или иного преступления, применить ту или иную норму. Повторю: нормы прописаны достаточно четко. И если написано в норме «хранение» тех или иных материалов, то действия того или иного лица образуют сохранение вот этих материалов. Кажется, что судят за всего лишь репост или всего лишь лайк. Нам ведь заметна видимая часть айсберга. Но в итоге это получается некое распространение, демонстрация тех или иных материалов. Вместе с тем Верховный Суд РФ 20 сентября, буквально только что, по поводу таких случаев указал, что «для ответственности по статье 282 УК РФ недостаточно только размещения в сети „Интернет“ изображения, аудио- или видеофайла, содержащего признаки возбуждения вражды и ненависти, унижения, но и иные сведения, указывающие на общественную опасность деяния, мотив его совершения».
Если, опять же берем формально, материал признают вредным, экстремистским, и видим, что он был распространен путем лайка, либо сохранен, и обо всем об этом сказано в уголовно-правовой норме — наверное, правоприменитель приходит к выводу, что эту норму можно применить. Он возбуждает уголовное дело, выполняет свою работу. Кто-то, может быть, считает, что такая работа не должна вестись, кто-то считает, что должна. Я подчеркну: хорошо это или плохо — необходимо это обсуждать. Но вот механика всего этого действия, явления представляется мне такой.
Насколько есть составы преступления в этом — мы можем судить по судебным решениям. Если суд установил, что признаки состава преступления обнаружены в деянии лица, тут уже сложно и адвокатам в том числе, которые участвуют в предварительном расследовании, в судебных заседаниях по таким делам. Действительно, сложно добиваться полных оправданий.
Обязательно нужно разобраться в мотивах человека. Наконец Верховный Суд дал всем ориентиры в применении статьи 282 УК РФ по делам о лайках и репостах. Он указал, что «размещение лицом в сети „Интернет“ или иной сети, в частности, на своей странице или на страницах других пользователей материала, созданного им самим или другим лицом, включая информацию, ранее признанную судом экстремистским материалом, может быть квалифицировано по статье 282 УК РФ только в случаях, когда установлено, что лицо, разместившее такой материал, осознавало направленность деяния на нарушение основ конституционного строя, а также имело цель возбудить ненависть или вражду либо унизить достоинство человека или группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии либо принадлежности к какой-либо социальной группе».
Известно дело Евгении Чудновец. Если на этом примере проанализировать подоплеку подобных вещей, действительно, можно какие-то репосты, предположим, признать совершенными не в целях нанести вред, а в целях, чтобы привлечь внимание и в дальнейшем исправить какую-то ситуацию. Получается, что ещё в том деле Верховный Суд уже руководствовался, по сути, смыслом уголовно-правовой нормы, тем, что в действиях женщины не было преступного мотива и цели. Просто сейчас этот судебный орган довёл ориентиры до широких масс правоприменителей.
Уголовный закон у нас содержит также нормы о малозначительности деяния — то есть деяние формально содержит признаки преступления, но общественная опасность не такая, чтобы признать заслуживающим уголовной кары. Например, человек просто разослал материал немногочисленным друзьям. Надо ли его наказывать за возбуждение ненависти либо вражды, а также за унижение достоинства человека либо группы лиц? Верховный Суд указал, что при решении вопроса о малозначительности надо учесть размер и состав аудитории, которой соответствующая информация была доступна, количество просмотров информации, влияние размещенной информации на поведение лиц, составляющих данную аудиторию.
У нас есть норма о крайней необходимости. Когда можно, казалось бы, причинить вред, но только во избежание еще большего вреда. И вот подобные нормы, конечно, тоже должны анализироваться правоприменителями при исследовании соответствующих ситуаций. И считаю, что если есть признаки, указывающие на некие извинительные мотивы, как вот в деле Чудновец, то не следует наказывать человека.
Те дела, которые возбуждаются, в частности, на Алтае, да и в других регионах, теперь будут до направления в суд тщательно проверяться на наличие признаков составов преступлений. Наверняка следователи станут поверять материалы дел с позицией Верховного Суда. А тот, помимо прочего, разъяснил, что «на наличие прямого умысла и цели возбуждения ненависти либо вражды, а равно унижения человеческого достоинства при размещении материалов в сети следует исходить из совокупности всех обстоятельств содеянного и учитывать, в частности, форму и содержание размещенной информации, ее контекст, наличие и содержание комментариев данного лица или иного выражения отношения к ней, факт личного создания либо заимствования лицом соответствующих аудио-, видеофайлов, текста или изображения, содержание всей страницы данного лица, сведения о деятельности такого лица до и после размещения информации, в том числе о совершении действий, направленных на увеличение количества просмотров и пользовательской аудитории, данные о его личности (в частности, приверженность радикальной идеологии, участие в экстремистских объединениях, привлечение ранее лица к административной и (или) уголовной ответственности за правонарушения и преступления экстремистской направленности), объем подобной информации, частоту и продолжительность ее размещения, интенсивность обновлений».
Резюмируя, можно сказать, что если страница человека в целом безобидна, сам он ранее не привлекался к ответственности за подобное, не является участником названных движений и бездумно, без экстремистской цели, без комментариев и накрутки, «разово» репостнул некий мем — он не должен нести ответственность по статье 282 КУ РФ.
— А сама по себе норма в нынешнем виде насколько адекватна реальности? Вот есть репост, который не призывает к насилию, ни к физическому, ни к моральному. Нет негативных последствий, но тем не менее формально проводится экспертиза. К экспертам, кстати, отдельные вопросы — то изображения лингвист анализирует, то экспертизы защиты суд отказывается принимать.
— Сейчас суды все активнее используют или, во всяком случае, все активнее позволяют защите использовать их право на привлечение со своей стороны специалистов, экспертов. Судам, считаю, необходимо допрашивать в таком случае экспертов. Конечно, идет спор, возбуждает ли ненависть тот или иной материал, способен ли он возбудить ненависть? И тут сталкиваются разные мнения — мнение одного эксперта с мнением другого, у которого оно идет вразрез с первым. Но вывод делает правоприменитель — с учетом мнения эксперта, а не на основании «однозначно как эксперт сказал».
В постановлении сказано: «Заключение эксперта не имеет заранее установленной силы, не обладает преимуществом перед другими доказательствами и, как все иные доказательства, оценивается по общим правилам в совокупности с другими доказательствами. Вопрос о том, являются те или иные действия публичными призывами к осуществлению экстремистской деятельности или к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации, а также возбуждением ненависти либо вражды, а равно унижением человеческого достоинства, относится к компетенции суда».
Что же касается хейтерства, возбуждения ненависти — еще раз говорю, это сложные дела. Суд должен, не копируя, учесть мнение эксперта, принять или опровергнуть его другими данными. Сейчас есть предложения об изменении закона и о том, чтобы оставить криминализированными только действия, направленные на возбуждение чувств, которые способны вылиться в насильственные действия, а остальные — призывы, идеи о ненасильственном отношении — декриминализировать как возбуждение негатива без насилия. Но это должно подлежать широкому общественному обсуждению. Рациональное зерно, полагаю, в этом есть. Но не надо забывать и о том, что возбуждение ненависти без прямого призыва к насилию — само по себе почва для дальнейшего углубления в преступную деятельность. Есть такое понятие в уголовном праве, как «двойная превенция», когда, например, предусмотрено наказание за незаконное хранение и ношение оружия. Считается, что, борясь с этим, мы в дальнейшем можем предотвратить, например, преступления, связанные с применением этого оружия, — убийства. Также и здесь можно полагать, что должна быть многократная превенция. И сохраняя уголовную ответственность за возбуждение некой ненависти, вражды, мы предотвращаем и насильственные преступления в том числе.
— Есть противоположные идеи, направленные на ужесточение законодательства, например, поправки в главу 20 УК РФ, это преступления против семьи и несовершеннолетних. Предлагается ввести уголовную ответственность «за распространение информации, склоняющей/побуждающей детей к совершению действий, угрожающих жизни и здоровью». Причем ответственность планируется распространить и на несовершеннолетних, для которых сейчас уголовная ответственность наступает лишь по тяжким преступлениям. Но с такой формулировкой — мультфильм «Том и Джерри» под нее попасть может!
— Понимаете, мы снова вынуждены вернуться к обсуждению свойств детей. Их психика нуждается сейчас в ограждении от негативного воздействия. Правоохранительные органы раньше сталкивались с проблемами нехватки в УК статей в делах о призывах к самоубийству — эти вот «группы смерти» во «ВКонтакте». У нас ведь статья 110 УК РФ («Доведение до самоубийства») предусматривает конкретные способы — путем применения насилия, угроз, — а там никто никому не угрожал, а лишь распространял сведения о том, что стоит себя убить и так далее. Но детей-то ведь надо защищать. Вот из моих уст прозвучала нехватка статей в УК — меня как практикующего адвоката, может, кто-то за такую формулировку будет критиковать. Но с другой стороны — мы же люди, воспитывающие детей, понимающие, что их надо оградить от негативного психического воздействия. Я считаю, что в случаях, когда правоприменители предлагают, опять же для превенции, профилактики преступлений в отношении несовершеннолетних, рассмотреть вопрос о внесении тех или иных дополнительных признаков в действующие нормы УК или дополнительного состава — это обосновано, как правило, необходимостью защиты тех или иных общественных отношений, в частности, защиты детей.
— Завершая эту тему: высказываются предположения, в том числе и сотрудниками следствия и прокуратуры, что всплеск «дел за репосты» связан и с тем, что появились готовые подтвердить общественную опасность эксперты, и с тем, что проще работать с молодежью, у которой нет опыта, и на них морально давить проще, а все это дает еще и рост статистики по выявлению и раскрываемости. Насколько мнение может быть оправдано?
— В принципе, рациональное зерно в этих рассуждениях я вижу. Я бы их интерпретировал таким образом: не секрет, что у нас уголовная юстиция селективна. То есть из массы совершаемых преступлений некая часть доходит до сведения правоохранительных органов. Из этой части чуть меньшее количество становится предметом расследования. Еще меньше — предметом судебного рассмотрения. Почему? По ряду причин. Изначально не по всем преступлениям заявляют в правоохранительные органы. Там не по всем заявлениям возбуждают дела, по возбужденным делам — не все доводят до суда. В суде тоже в некоторых случаях происходит прекращение дел, реже — оправдание. И вот эта селективность влияет на сотрудников правоохранительных органов. Если он будет много месяцев расследовать то, что он считает бесперспективным, посвящать свое время, он покажет неэффективность работы. А если расследует и направит в суд некую массу дел, которые с процессуальной точки зрения осуществимы, с точки зрения доказывания, перспектив, даже простоты, о которой вы сказали, и представляют для него интерес, он покажет эффективность. А от этого будет зависеть и его служба, и карьера, и т. д.
Но это относится практически ко всей преступности. Есть преступления латентные, которые надо раскрывать, а это очень сложно, особенно следственным путем, не имея возможности оперативной работы, которой сам следователь не занимается. Какие-то дела сложнее расследовать, какие-то проще. Если такие дела расследовать проще, то я хочу в первую очередь предостеречь молодежь и для них это должно быть неким сигналом. Думаю, что должны в обществе появиться какие-то силы, которые конструктивно доведут до молодежи эту ситуацию, обстановку и смогут не еще больше молодых людей обозлить, а предостеречь от необдуманных каких-то вещей. Почему в сети никто из блогеров не возьмет на себя смелость выступить и сказать: «ребята, вот это сейчас небезопасно с точки зрения того, что вы можете иметь проблемы с законом. Подумайте несколько раз о том, следует ли это делать, или нет». Я думаю, что тот или иной блогер, может быть, частично потерял бы свою популярность, понес бы имиджевые потери, но в этом суть сегодняшнего интернета, для блогера имиджевые потери гораздо больнее, чем просветительская польза.
Как обучают следователей
— Перейдем к преподавательскому опыту. Вы работали в учебных заведениях и МВД, и СКР, сейчас — преподаете в УрГЮУ, где куются кадры для прокуратуры и судебной системы. Насколько отличается подготовка специалистов по этим разным направлениям?
— Знаете, можно сказать о каких-то формальных критериях. Во-первых, подготовка специалистов сейчас унифицирована на уровне государственных образовательных стандартов. На уровне учебно-программной документации, конечно, в вузах есть отличия, но в любом случае такая документация доводится до студентов. Поэтому сказать, что в одном юридическом вузе уголовное право преподают, а в другом нет, мы не можем. Есть перечень дисциплин, которые ребята осваивают. Другое дело, что есть и формальные различия, и содержательные, помимо неких заданных стандартов.
Во-первых, обращает на себя внимание то, что в ведомственных образовательных учреждения МВД, которых достаточно много, и это мощная система, курсанты являются сотрудниками органов внутренних дел уже с момента принятия присяги, то есть практически всю учебу. В гражданских вузах такого нет ни в образовательных учреждениях СКР, ни в таких образовательных учреждениях, как УрГЮУ или Саратовская государственная юракадемия, Московский юридический университет.
Что значит для курсанта то, что он уже с первых дней служит в органах? Это обязательный распорядок, четкость в выполнении поставленных задач. Можно говорить, что с одной стороны это хорошо, так как есть постоянная посещаемость и постоянный контроль. С другой стороны, курсант понимает, что он уже на службе, он однозначно будет направлен на службу после окончания учебы. Если у него пониженная ответственность, сознательность — может начать и прохладнее относиться к обучению. Но таких ребят становится все меньше.
Я считаю, что здесь свою роль сыграла система отбора в образовательные учреждения. Все меньше и меньше можно встретить «блатных» — на конкурсной основе проходят те, у кого есть хотя бы формальный показатель по ЕГЭ. Это касается и системы МВД, и в других учреждениях ребята тоже стали более ответственными. Практически все ведомственные образовательные учреждения, о которых мы говорим, начинались ведь на базе более простых, на базе повышения квалификации тех или иных работников. Сейчас вот в СКР — академии, но эти академии образовывались на базе учреждений повышения квалификации. Я здесь, в Екатеринбурге, работал именно на факультете повышения квалификации. Можно сказать о том, что ребята на курсах — это особая категория обучающихся, они уже имеют опыт, с ними, с одной стороны, непросто, с другой стороны, интересно работать на практических занятиях. Если на лекциях ты даешь материал, то на практических занятиях они вряд ли будут просто его зачитывать — приходится выстраивать занятия так, чтобы и они могли поделиться опытом, и мы с ними могли обсудить судебную практику. Но это особая категория. Я бы не стал искать какие-то отличия между одними и другими студентами, курсантами. Их объединяет желание выучиться, приобрести профессию и достойно впоследствии применить свои знания.
Нужен ли нам новый УК?
— Завершим общеуголовным вопросом. УК РФ принят еще в 1996 году и давно уже стал одним из самых переписываемых кодексов — председатель профильного комитета Госдумы Павел Крашенинников и сам соглашается с термином «лоскутное одеяло». Может быть, назрела необходимость в создании нового УК РФ?
— Действительно, УК в свое время, в 1996-м, из кодексов криминального цикла был принят первым, только в 1997 году появился Уголовно-исполнительный кодекс, а в 2000-х был принят Уголовно-процессуальный кодекс. В то время УК был разработан и принят, может быть, даже в качестве некоего кодекса переходного времени. Поэтому там не смогли учесть все то, что бурно изменялось в 90-е, в 2000-е, да и теперь, в 2010-е годы. Нужно ли его менять дальше и постоянно вносить многочисленные изменения, или же пора изменить полностью?
Я бы обратил внимание на то, что УК действует в связке и взаимодействии с УИК и УПК. То, что они, действующие сегодня, принимались в разные годы — подвергается серьезной критике. И я тоже предлагал научному сообществу в своих тезисах к подобной кодификации подходить пакетно — то есть разработать пакет из УК, УПК и УИК одновременно, чтобы не возникало пробелов и коллизий, о которых я неоднократно в свое время писал и говорил.
Представьте себе: если сейчас менять УК, то нужно учесть и его связь с другими кодексами — то есть принять и их. Посильна ли эта работа сегодняшнему обществу? Я считаю, что нет. Пакетное принятие проблематично и из-за того, что в России нет единого научного центра противодействия преступности. Я не замечаю, чтобы тот или иной вуз, научно-исследовательское учреждение, например Институт государства и права РАН, занимался координацией научной деятельности ученых в этих трех отраслях. А без такой научной координации, без общественного обсуждения сложно представить, что подобный пакет может скоро хотя бы появиться, не то чтобы его смогли доработать и принять. Поэтому я против принятия сейчас нового УК — он вряд ли будет приниматься вместе с родственными кодексами.
— Тем не менее постоянные поправки тоже вызывают как минимум недоумение. Например, был резонансный пример со статьей «Побои». То ее декриминализировали, то частично вернули обратно. В итоге статьи 115, 116 и 116.1 в УК создают коллизию — в них разная квалификация побоев и умышленного причинения легкого вреда здоровью, но в паре из них санкции написаны практически слово в слово. Вы уже сказали, что к криминологам, к сожалению, не прислушиваются, но вот вы как оцениваете поправки, которые приводят к таким коллизиям, которые вообще можно было отследить и ликвидировать еще на этапе законопроекта?
— Очень хорошее замечание. Бывает, что тексты норм и правда слово в слово совпадают. Причем есть и другие примеры, уже среди насильственных половых преступлений. В советское время было одно такое преступление — изнасилование. Сейчас в статье 131 УК РФ — «изнасилование», а в статье 132 УК РФ — «насильственные действия сексуального характера». Но если вы сравните квалифицирующие признаки и санкции, они абсолютно одинаковые. Разница лишь в сути основного состава. Действительно, большой проблемой для применения уголовного закона является схожесть тех или иных составов. Необходимо предусматривать нормы таким образом, чтобы не возникало непреодолимой конкуренции между ними, чтобы можно было выбрать ту или иную норму с безусловной четкостью и обоснованием.
Чехарда с тем, что состав то декриминализируют, то потом вводят вновь те или иные его признаки в другое преступление или новую статью вносят, — она замечалась и в случае с «клеветой». Да и по поводу побоев до сих пор не утихают споры. Действительно, если побои в качестве признака какого-то состава преступления в УК должны оставаться как применение насилия, то они должны четко отграничиваться от других преступлений. Что касается побоев как самостоятельного состава, то во многих случаях их расследование лишь отнимает ресурсы у государственных органов — я про те случаи, когда лица находятся в родстве или иной близости, — и примиряются уже после подачи заявления. Но ведь мы понимаем, что после их примирения ресурсы, которые были затрачены на первоначальный этап тех же следственных действий, — они попросту для общества потеряны. Поэтому надо обратить внимание и на это, но, конечно, и на контраргументы.
Автор Алексей Остапов